Язык жизни. Ненасильственное общение - Маршалл Розенберг
По сути своей гнев всегда служит жизни
«Но не бывает ли случаев, когда гнев оправдан? — спрашивают меня. — Разве мы не должны испытывать “благородное негодование”, когда, например, видим бездумное и безответственное загрязнение окружающей среды?» Отвечу так: я глубоко убежден, что чем сильнее верю в существование «безответственных поступков», «умышленных злодеяний», «моральных» или «аморальных» людей, тем больше способствую насилию на планете.
Осуждая других, мы способствуем насилию.
Вместо того чтобы соглашаться или не соглашаться относительно того, каким образом осудить людей за убийства, насилие или загрязнение окружающей среды, мы лучше послужим жизни, если сосредоточимся на своих потребностях.
Я считаю, что гнев всегда является мышлением, отчуждающим от жизни и провоцирующим насилие. Сердцевина гнева — это всегда неудовлетворенная потребность. Этот гнев может быть полезен, если мы используем его как сигнал к пробуждению — чтобы осознать неудовлетворенную потребность и собственное мышление, которое делает маловероятным ее удовлетворение.
Полное выражение гнева требует полного осознания нашей потребности. Кроме того, для удовлетворения потребности нужна энергия. Однако гнев поглощает нашу энергию, направляя ее на наказание людей, а не на удовлетворение наших потребностей.
Используйте гнев как сигнал для пробуждения.
Я советую вместо «благородного негодования» налаживать эмпатическую связь со своими или чужими потребностями. Для этого может потребоваться долгая практика, во время которой мы снова и снова осознанно заменяем слова «я злюсь, потому что они…» словами «я злюсь, потому что мне нужно…».
Однажды, работая с детьми в исправительной школе, я получил весьма примечательный опыт. Два дня подряд меня били в нос одинаковым образом — потрясающее совпадение. В первый раз меня больно ударили локтем, когда я пытался разнять двух дерущихся учеников.
Гнев поглощает нашу энергию, направляя ее в сторону наказаний.
Я был так разъярен, что едва удержался от ответного удара. (На улицах Детройта, где я рос, меня могло разъярить намного меньшее, чем удар локтем в нос.) На следующий день — в точности такая же ситуация, удар в то же место, и мне еще больнее, — но ни малейшего гнева!
Глубоко обдумав в тот вечер этот опыт, я осознал, что в первый день заклеймил ударившего меня ребенка ярлыком «испорченного мальчишки». Я уже думал так о нем еще до того, как он ударил меня локтем в нос. А уж когда он меня ударил, то я не просто получил в нос, нет. Я подумал: «Меня ударил этот урод! Как он посмел?!» О втором ребенке у меня сложилось другое суждение. Мне он показался «жалким созданием». Я был склонен беспокоиться за этого ребенка, и хотя во второй день мой нос болел и кровоточил намного сильнее, я абсолютно не злился. Я не мог получить более убедительного урока, доказывающего, что гнев у меня вызывают не действия других, а образы и интерпретации в моей собственной голове.
Отделение стимула от причины: практическое руководство
Я придаю особое значение разделению причины и стимула с практической, тактической, а также философской позиции. Я хотел бы это проиллюстрировать, вернувшись к своему разговору с Джоном, шведским заключенным.
Джон: Три недели назад я обращался к администрации тюрьмы с просьбой, и мне до сих пор не ответили.
МР: И что именно вызвало ваш гнев?
Джон: Я же вам только что сказал! На мой запрос не ответили!
МР: Подождите. Вместо того чтобы говорить «Я зол, потому что они…», остановитесь и осознайте, что вы говорите себе.
Джон: Я ничего себе не говорю.
МР: Подождите, остановитесь и просто послушайте, что происходит внутри вас.
Джон (после безмолвных раздумий): Я говорю себе, что они не уважают людей, что это кучка холодных бездушных бюрократов, которым плевать на всех, кроме себя! Они просто сборище…
МР: Спасибо, этого достаточно. Теперь вы понимаете, почему злитесь — потому что думаете таким образом.
Джон: Но почему нельзя думать таким образом?
МР: Я не говорю, что думать таким образом нельзя. Заметьте, если бы я сказал, что думать таким образом нельзя, я повел бы себя таким же образом по отношению к вам. Я не говорю, что нельзя судить людей, называть их бездушными бюрократами или клеймить их действия как глупые или эгоистичные. Однако именно это мышление с вашей стороны вызывает у вас очень сильный гнев. Сосредоточьтесь на своих потребностях. Что вам нужно в этой ситуации?
Джон (после долгого молчания): Маршалл, мне нужно пройти обучение, о котором я просил. Если мне этого не разрешат, я сразу же снова попаду в тюрьму, как только выйду, — как пить дать.
МР: Теперь, когда ваше внимание направлено на ваши потребности, что вы чувствуете?
Джон: Страх.
Когда мы осознаём свои потребности, гнев уступает место чувствам, способствующим жизни.
МР: А теперь поставьте себя на место администрации. Если я заключенный, в каком случае у меня больше шансов получить положительный ответ? Если я приду к вам и скажу: «Эй, мне очень нужно это обучение, и я боюсь того, что может случиться, если мне этого не разрешат» или если я буду обращаться к вам как к бездушному бюрократу? Даже если я не произнесу этих слов вслух, это отношение будет читаться в моем взгляде. В каком случае у меня больше шансов удовлетворить свои потребности?
(Джон молча смотрит в пол.)
МР: Эй, дружище, что случилось?
Джон: Я не могу об этом говорить.
Через три часа Джон подошел ко мне и сказал: «Маршалл, мне очень жаль, что два года назад я не знал того,
